Вечером усталый Нитунахин рассказал историю. Одна бабка решила покончить с собой. Открыла газ, легла головой в духовку и стала ждать Тоннеля. Ждёт, ждёт, никаких улучшений в судьбе не происходит.
И решила ещё покурить, на дорожку. Подожгла сигарету и сразу вылетела в окно, жопой вперёд, по пути высадив раму. Упала на козырёк подъезда, лежит такая, курит. Ни царапины.
Ничего, подытожил Нитунахин, живёт теперь, как-то всё наладилось.

Я знаю тысячу способов борьбы со сном. Я видел как сержант Петренко ел в дороге чеснок. Шесть часов подряд. Потом сержанта тошнило, потом всё в сержанте горело. Бодрость пришла, но какая-то мучительная.
А другой сержант, не Петренко, стоял у знамени на посту. Чеснока он с собой не имел и все надежды возложил на онанизм. Проявил, так скажем, солдатскую смекалку.
Но онанизм не оправдал. Ночью в штабе тихо, лишь дежурный по части, как бы дежурит, на самом деле тоже спит. Только этажом ниже.
И вот просыпается дежурный от шума, грохота, а это сержант не-Петренко по лестнице катится и гремит автоматом. И голая сержантская пися молча бьётся о ступени.